С двигателем разобрались скоро — очистили от нагара, просушили отсыревшие свечи, а с рессорой пришлось повозиться — перебрать верхние листы, коренной оказался, к счастью, целым. Когда и это закончили, Григорий подманил пальцем Сеньку и шепнул ему на ухо что-то такое, отчего тот ровно огнем взялся. — А теперь, паря, живо грузись и поехали. Уже вечерело, когда тронулись с Кармака, а пока пересекли Сибирский тракт, то и вовсе стемнело. Машина гудела надсадно, норовя при каждом нырке вырваться из плена склизлой, как мыло, грязи, скрывшей под собой глубокую колею. Григории отметил, что Сенька молодцом держится за рулем, вовремя сбросит или добавит газа, переключит скорость, вырулит, чтобы не занесло машину в топкую обочину. «Шустрый, а машина без хозяйского догляда», — думал Григории, напряженно глядя на высвеченную фарами дорогу и прижатые к ней кусты тальника. Слева пошли заливные луга, справа завиляла змеей не по времени полноводная Пышма. Дорога в этих низинных местах завсегда палая, при первой же непогоде и вовсе становится непроезжей. Теперь только глаз да глаз нужен, не выбиться бы из колеи. Крутой поворот, и машина, не послушная руке шофера, бессильно заскользила и мертво села на обочину. Как ни надрывал Сенька мотор, как ни крутил руль, исторгая при этом фонтан матерков, — пустое. — Хана, товарищ старшина, приехали. Где прикажете постельку стелить? На лугу вон стожки не убраны. — Стой, Сеня, поправочка. Первая - ехать нам еще далеко, вторая - сенцо не для постельки, а для подстилки сгодится, третья - запамятовал, что я старшина гвардейский. Так слушай приказ: подай мне лопату и неси сена побольше. Засветив фонарик, Григорий внимательно осмотрел дорогу и обочину с выходом на луг, прокопал канаву, согнал по ней воду, подбил под колеса сена, сел за руль, Сенька — рядом. — Держись, паря! — С этими словами Григорий резко крутанул руль влево, дал машине полный газ, и та сорвалась с места, вылетела на зыбкий ковер луговины, помчалась по стерне, по кочкарнику с такой прытью и такими прыжками, что Сенька хотел было крикнуть «куда», да получилось пресмешное «куд-куда». Выбрав свороток, Григорий сходу загнал машину на дорогу и тормознул. Так -то оно по- гвардейски: выдержка, смелость, расчет. Нy, чего сумной такой, Сеня! Они снова поменялись местами. Предельно внимательно Сенька следил за дорогой, машина шла внатяжку, не ходко, но ровно. Когда миновали деревню Мостовщики, Григорий глянул на часы: полночь. — Какое сегодня число? — Должно, уж 27 октября. — Теперь признаюсь, пошто торопил тебя на Кармаке. У моей дочки Иринки день рождения. Восемь лет. Половина из них без меня. — Поспеем дядь Гриша. До Бочкарей бы добраться. В ответ на Сенькины слова машина вдруг забуксовала, закачалась туда-сюда, замерла. — Уросливая она, что ли? Вот уж правду говорят: собираясь в дорогу, не зарекайся, — заглушив мотор, Сенька нехотя выбрался из кабины, ругнулся в темноту по поводу того, что зачерпнул поверх голенищ кирзовых сапог дорожную стынь, и принялся за свое привычное дело. На то, чтоб высвободить машину из глубокой промоины, потратили часа полтора-два. И только когда тронулись дальше, Сенька спросил: — А что, дядь Гриша, в Германии тоже эдак-то. — Кого там! Дороги ихние, германские, мощеные или асфальтом, бетоном крытые, деревцами обсаженные. Конечно, не ровня нашенским хлябям, — Григорий замолчал, отдавшись своим мыслям, и продолжал совсем про другое, нечто более важное. — Ничего паря, война многому научила нас, поживем — обстроимся. Чай, и мы не лыком шиты. — Ты про чо баешь? В толк взять не могу. — Придет пора — поймешь. Скажи-ко, Сеня, много мужиков наших с фронта вернулось? — Да помаленьку собираются. На днях вот Назаров Иван Алексеевич на фабрику заявился. — Это сеточник буммашины? Нас же в одно время на фронт взяли, в июне 41-го. — В кителе, значит, при всех боевых наградах, последняя — «За взятие Берлина». Мария Ивановна, жена евонная, ни на шаг не отходит, нарадоваться не может, что дядя Иван целым и невредимым возвернулся. — А еще кто? — Абрамов Михаил Иванович, сеточник. Леднев Семен Васильевич всю войну прошел, через Сталинградскую битву, в Чехословакии встретил День победы. Повезло мужику. Петельский Николай Васильевич сейчас начальником планового отдела робит. — Все? Не густо. А как на фабрике дела? — Да какие дела… Худо, нечем хвастать. Одни бабы, старики да ребятишки управляются. Замотались. Оборудование поизносилось и смены ему никакой. Поломки, простои — маета и только. Ты вот давеча на Кармаке по дурному обозвал меня втихаря, а нет чтоб спросить: мол, как ты, Сенька, растуды тебя в кочерыжку, робишь, год кончается, а ни одной запчасти на машину не получал, — и проглотив застрявший в горле комок обиды, напослед добавил, — такие вот наши дела. За Бочкарями дорога круто ударилась влево, подалее от пышминских лугов, прижалась к краю соснового бора. Почуяв под собой твердую почву, машина пошла шибче, как будто силы ее прибавилось. Григорий и Сенька помалкивают. Обговорено вроде бы все, да и усталость, бессонная ночь дают о себе знать. Свинцовой тяжестью наливаются руки и ноги, туманят голову монотонный гул мотора и духота. Чтобы согнать липучую сонливость, Григорий чуть приотворил дверцу кабины и подставил лицо к свежей струе воздуха. — Так за всю войну никаких перемен на фабрике и не было, — подтвердил ранее сказанное Сенька. Приезжали, правда, в конце 41-го года инженеры-проектанты то ли из Москвы, то ли из Ленинграда. Целая бригада всю зиму съемки на фабрике вела, какие-то изыскания. Что к чему, не знаю. Поговаривали у нас, будто бы фабрику наново перестраивать собираются, на том все и заглохло. — Перестраивать? — оживился Григорий. — Видишь, еще в начале войны правительство думало про то, что будет опосля. Значит, в самый раз мы с гобой, Сенька, угодим на большой разворот работы. Представляешь — стройка в Заводоуспенке: новая фабрика, большие каменные дома в поселке, электрические лампочки горят. И мы с тобой шагаем по новой улице... — Знамо дело, — не возражает Сенька безмерной фантазии гвардии старшины. — Ну-ка, Сеня, нажми на железку, дорога вроде направляться сталa. Вишь, какой день занимается.
(И.Е. Лоза, «Дети свободы», газета «Знамя труда» 29 ноября 1986 года, № 143. Продолжение следует. Начало в № 142). |